Амбициозный, алчный альфонс Аурелиус в аляповатом архалуке амурничал с аббатисой Аполинарией у аналоя. Аббат Амвросий аж ахнул:
– Адюльтер? Аспиды! Антихристы! – и аллюром в адвокатуру.
Адвокат Будимир Бонифатиевич Брюхошеев – болтун, богохульник и бонвиван, был с большого бодуна, болтаясь по бунгало, балясничал и балагурил:
– Бракованный брак? Э, батенька, баловал благоверную-то? Банкеты, балы, бары-растабары, богема, бенефисы, бомонды… А бог? Безмолствуешь?
– Без бога бабы-бесы, — бормотал бедолага, — безмозглые, без зазрения совести блудуют, безобразничают, бога больше не боятся!
– А ты бусурману-бесстыднику бердыш в бок! Или бери берданку на бедро и… А барыне по балде башмаком, быстро бросит беспутничать!
– Боже упаси! Будь что будет!
– Эх ты, бонза!..
Бледненький болезненный богослов, боготворивший свою беспутную бабу, бочком-бочком от Будимира и по буеракам в богадельню на богомолье. Там брал бревиарий, божился у божнички и больно бился башкой о бревна.
– А мой бог – Бахус, — брякнул беспечно бонвиван, бросая в баул бумажник и баклажку с бренди. Он быстренько бабахнул бочоночек браги и бегом по бульвару к бабам в бордель. В баре бросил бесцеремонно:
– Барышня! Бланманже, буженину, бриош, бле-де-овернь, бергамот и бутыль благородного бургунского! Брандахлыст брать не будем! В будуар – быстро!
– Бу-сделано, – буркнула барышня.
В будуаре бесшабашный Будимир бражничал, бузил, бренчал на балалайке, бойко барабанил на барабане «Барыню»…
– Благодать, – бубнил бабник, – буду бить баклуши, бездельничать и блаженствовать, а в будни брошу все, на баркас и в Броккен.
И брякнулся на боковую.
В Броккен в это время встречать вальпургиеву весну валом валили ведуны и волхвы, вакханки, валькирии, ведьмы, вереницы воров, вандалов и волюнтаристов.
Впереди всех важно вышагивал вольяжный и высокомерный валютчик Варсоноф в обнимку с вертлявенькой вертихвосткой Виолеттой из варьете, а взади волочился взмыленный и взлохмаченный варнак в ватнике и веригах.
Вся ватага ввалилась в вертеп, вытащили виски, водку, вермут, виноградное вино и всё выпили. Ваганты вволокли в вигвам валторны, виолончели, взяли волынки и все вволю вопили вирши и всякие вилланеллы. Вихрем на венике влетела ведьма в велюровом вицмундире и в валенках, а вслед верхом на верблюде с визгом и воем въехали взъерошенные вурдалаки.
– Виват, вампиры! — верещала вертихвостка, вальсируя вокруг видавшего виды вазона с высушенными васильками. Возле выделывал вензеля уже веселенький Варсоноф, с вожделением вглядываясь в вислозадую, всю в веснушках весталку, вдохновенно выводившую: «Весну встречаем, весну…».
– Восхитительно! Великолепно! – в восторге вопили все, веселясь весь воскресный вечер.
– Не ведают, выродки, – ворчала вещунья Вильгельмина, выискивая в волосах вошек, – не ведают всего… А ведь это – валтасаров пир.
И вприпрыжку выскочив из вигвама, вбежала на висячий виадук. Где-то за горизонтом громыхнул гром.
– А ну, геть галопом, греховодники! – грозно гаркнула гадалка на голозадых геев, гарцевавших у гарема на гнедых.
Говорила гневно:
– На галеры б, вас, гаденышей.
Годовалый гномик с гармошкой был гурманом, но с голодухи грыз галетки и глазел, как голубые с гиком и гоготом гонялись за гейшами и гетерами. Те голосили во всю глотку.
У гавани гоголем гулял Гурий — гипотоник в гипсе и с герлыгой, который глядя на городового, гундосил про грязь и говно в гальюнах на гандолах.
– Глохни, гнида, — городовой не гнушался говорить гадости и глумиться над голодранцами. –Ты, гегемон… Че гавкаешь?
И грохнул гипотоника гарпуном по голове.
Голова гулко гудела. Гипотоник грустил и гас на глазах. Гейши и гетеры гнали городового от Гурия, гладили его по горячей головке и гулили:
– Горюшко ты горькое…
…Дородный дворник Дормидонт дрых в дворецкой.
© Елена Олейникова
В июле изысканный и импозантный иллюзионист Ипполит играл на именинах иммигрантки Исидоры из Индии на игиле, имитировал иволгу, импровизировал, исполнил исламей и интерменди.
— Искуситель, — извивалась Исидора. — Иди в избушку, изнасилуй меня!
Ипполит испуганно икнул.
— Идиотка, я — импотент!
У Исидоры истерика.
В чайхане чавкал за чашечой чая человечек в чепце.